Не зная, что предпринять. Миллер долго ждал, пока Ильерасагуа придет в себя. Его слух прервался так же внезапно, как и начался, сменившись остолбенением. Румянец исчез, щеки покрылись смертельной бледностью. На лбу блестели крупные капли выступившего пота.

– Пить… – прошептал он, в недоумении озираясь.

Миллер протянул Ильерасагуа стакан не успевшего остыть чая, затем, спохватившись, выплеснул его под стол, а химику дал свой стакан.

Ильерасагуа пил судорожно, большими глотками, проливая чай на пол и на одежду. Напившись, он сжал стакан с такой силой, что стекло треснуло.

Изобретатель с недоумением посмотрел на кровь, которая показалась из порезанной ладони.

– Что случилось, Карло? – спросил он, озирая мутными глазами беспорядок в комнате.

Немец вкратце описал внезапный припадок Ильерасагуа, опуская, само собой, некоторые детали.

Ильерасагуа лизнул порезанную ладонь и опустил голову. Плечи его тряслись.

– Я безумен, Карло, – проговорил он глухо. – Это наследственное. Моего дядю доконала белая горячка, он умер в смирительной рубашке. Меня, похоже, ждет то же самое…

Разумеется, швыряя в стакан Ильерасагуа несколько крупиц снадобья, Карло отдавал себе отчет, что идет на определенный риск. Однако выхода не было: он должен был определить действие нового вещества, которое волею судьбы и обстоятельств попало в его руки. Ведь не станет же он, в самом деле, использовать себя в качестве подопытного кролика?!

С другой же стороны, Миллер рассудил, что особой опасности он изобретателя не подвергает: от одного раза ничего страшного с Ильерасагуа не произойдет – едва ли он пристрастится к снадобью.

– У тебя раньше бывали такие приступы? – спросил немец, глядя на бледного как мел Ильерасагуа.

Тот покачал головой.

– Я всю жизнь жил в ожидании этих приступов, Карло, – сказал он слабым голосом. – Надо мной тяготеет рок наследственности. Но никогда не думал, что это так ужасно… Спасибо, Карло, ты поступил как настоящий друг.

Помолчав, Ильерасагуа продолжал, прикрыв глаза:

– Мне кажется, что мой обморок длился несколько столетий… Да, столетий… Сначала я попал в джунгли. Путь мне преграждали стволы деревьев, поваленные бурей. Под ногами чавкало болото, с веток свисали то ли лианы, то ли змеи…

Немец слушал красочный рассказ Ильерасагуа и лишь покачивал головой. Он понял, какое могущественное снадобье волею судеб попало в его руки. Наркоман Четопиндо едва ли устоит против этого оружия.

Ильерасагуа до глубокой ночи рассказывал Миллеру о своем приступе. Несчастный изобретатель ужасно боялся, что он повторится, но еще больше, что о нем узнает генерал и тогда он, Ильерасагуа, выйдет из игры. Карло успокоил его, обещав сохранить все в тайне.

Через четыре дня, когда вопрос с боеприпасами окончательно прояснился, они расстались приятелями.

Карло больше не повторял свой рискованный эксперимент с веществом из пробирки: он уже примерно представлял себе, какая доза необходима на один прием. Нужно взять один-единственный, почти незаметный для глаза кристаллик. Для того чтобы удобнее было пользоваться веществом, надо досыпать в пробирку сахару, подумал Миллер.

– Что ты собираешься делать с этим снадобьем, Карло? – спросил Ильерасагуа, с интересом наблюдая за действиями гостя.

– Советую не болтать лишнего, – многозначительно произнес немец, тщательно пряча пробирку. – Шеф, сам знаешь, не любит болтунов. Ты рецепт не потерял?

– Какой рецепт?

– Бумажку, на которую ты переписал структурные химические формулы, – пояснил Миллер.

– Листок у меня здесь, – Ильерасагуа похлопал по карману.

– Лучше отдай его мне, раз у тебя такие приступы… – приказал немец. – Возможно, через какое-то время нам понадобится еще одна порция этой штуковины. Тогда я привезу тебе эти формулы. А сейчас проводи меня до автобуса.

– Эта штуковина называется диэтил… – начал Ильерасагуа.

– Прикуси язык! – зло прервал его Миллер.

Изобретатель поправил сползающие очки.

– О своем приезде ты извести меня заранее, Карло, – попросил он, – с этим снадобьем возни много, и сырье нужно заранее раздобыть.

– Я пришлю телеграмму.

– Ты что! – замахал руками Ильерасагуа, испуганно глядя на гостя. – У нас в городе полиция всю почту проверяет.

– Телеграмма будет условная. Ну, скажем, такая… – Немец на секунду задумался, потом продолжил: – «У дяди разыгралась подагра, приготовьте лекарство». И скажу тебе напоследок одну вещь: если хоть одна живая душа узнает о снадобье, которое ты соорудил, пеняй на себя. Тогда я за твою жизнь не дам и ломаного гроша. У генерала руки длинные, сам знаешь. Да что Четопиндо, – повысил голос Карло, – я сам тебя задушу, вот этими руками!

– Никто не узнает об этом, Карло, клянусь! – испуганно ответил взъерошенный человечек.

– Смотри, если что, со дна океанского достану, – пообещал Миллер, глядя на дорогу.

Химик поджал губы:

– Что же я, враг себе?

Вдали в клубах пыли показался автобус.

– Всюду дожди, а у нас сушь, – произнес Ильерасагуа и добавил: – Не знаю, застанет ли меня на месте твоя телеграмма, Карло…

– За тобой слежка? Ты заметил «хвост»? – встревоженно схватил его за плечо немец. – Что же ты сразу мне не доложил?

– Слежки пока нет. Но ты же сам видел, как я болен, – вздохнул Ильерасагуа. – Еще парочка таких приступов – и на меня смело можно натягивать смирительную рубашку.

– А, вот ты о чем… – успокоился Миллер. – Приезжай в Санта-Риту, там мы найдем тебе отличного врача, тебя подлечат.

Через минуту угрюмый крепкий батрак с холодными глазами катил в столицу. Автобус трясся, поскрипывал на поворотах, за окнами проплывали унылые пейзажи.

С попутчиками – такими же, как он, батраками, бродячими торговцами, людьми без определенных занятий – он в разговоры не вдавался, помалкивал, глядел в окошко. Слабо всхолмленные поля сменялись лесами, изредка мелькали убогие постройки погонщиков скота, проплывали помещичьи гасиенды.

На горизонте показались далекие, словно бесплотные горы, плавающие в белесом небе. Одна из вершин курилась – это был знаменитый действующий вулкан.

Миллер перебирал в памяти события прошедших дней. Задание шефа он выполнил. А кроме того, судьба послала ему удивительный шанс. Нужно действовать решительно, чтобы этот шанс не упустить. С этой мыслью немец сошел на автобусной станции Санта-Риты.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Талызин и Вероника Николаевна встретились в коридоре в первый же день занятий, сразу после каникул.

Талызин изучал у доски объявлений новое расписание. Барановская, против обыкновения, шла налегке, поманивая пустым портфелем.

– Что дома? – спросил Талызин, когда они поздоровались. – Как Сережка, мама?

– Мама приболела, простудилась где-то в очереди. А Сергей молодцом. В остальном – никаких новостей. А ты почему не заходишь?

– Работал много. На товарной станции. А потом решил сдать последний спецпредмет досрочно.

– Приходи к нам вечерком, Сергей будет рад. Он часто о тебе спрашивает. Договорились?

– Спасибо, Ника, – обрадованно произнес Талызин.

Продолжая разговор, они отошли в сторонку, к окну.

– Как диплом? – спросила Вероника. – Много успел за каникулы?

– Грызем гранит науки. Зубы пока целы, и на том спасибо. Да что мы все о делах? – спохватился Талызин. – Слушай, какие у тебя планы на сегодняшний вечер?

– Никаких, – пожала плечами Барановская.

– Давай сходим в кино.

– С удовольствием, – согласилась Вероника. – Сто лет в кино не была!

Встретились, как договорились, у афишной тумбы, и долго выбирали, куда пойти.

– «Антоша Рыбкин»! – радостно воскликнул Иван, указав пальцем на строку в афише.

– Это же старая комедия, ей больше трех лет… Она выпущена, кажется, в сорок втором году Алмаатинской киностудией.

– Знаешь, Ника, мне почему-то очень хотелось посмотреть этот фильм, но не пришлось.